Некоторые события обречены стать легендами. Смерть Адольфа Гитлера в бункере в саду рейхсканцелярии на Вильгельмштрассе – одно из них. Жест, рассчитанный на потомков, тем интереснее его декодировать.

Пожалуй, начнем с разделения на героическое и ефрейторское (как презрительно называла Гитлера традиционная элита немецкого общества). Первое представление о Гитлере доминировало в массовом сознании жителей Третьего рейха, а второе – в современном. Но в самом-то фюрере героическое и ефрейторское были смешаны.

В Берлине 12 апреля 1945 года Час Геббельса, и он читает театральным голосом «Историю Фридриха 2 Великого» Карлейля своему фюреру: "Among the thousand ill strokes of Fortune, does there at length come one pre-eminently good?" [1] — вдохновляя не только массы, но и обожаемого Вождя[2]. Слушает его человек, бросивший учебу ради мечты стать художником и проведший в Вене годы в богемной праздности и бродяжничестве. Страстный обожатель Вагнера и Ницше, германского эпоса и историй про завоевателей. Ученик Зеботтендорфа, знаменитого мистика и противника картезианства, любитель гороскопов и мистических артефактов. Вождь немецкого народа, вершитель судеб мира, истину знающий о Историческом Процессе, Народе и Расе, человек.

Человек в эпоху Венского сецессиона[3], Штрауса и Фрейда, рисовавший банальные академические пейзажи и натюрморты, и не признавший модерн, называя его «дегенеративным искусством». А подсознание — «набитым г**ном местом, куда не следует соваться». Любивший чаевничать с секретаршами и диснеевские мультики. Верящий, что главной опасностью в умирающей политической системе Европы – была группа людей, отвечавшая за неформальные международные связи и кредитование правительства в 19-м веке. Еще и связав это с расовой теорией и народнической идеологией. И посадив эту люмпенскую пошлость на коня Фридриха 2, погнал его по всей Европе.

25 апреля 1945 года Берлин окружен, и фюрер его не покинул. Собственно, выбор у него был небольшой — всего три варианта.

Бежать инкогнито из Европы. Мягко скажем, никудышный вариант, ведь вероятность быть схваченным очень высока, а на героической карьере это точно крест поставит.

Дать взять себя в плен и, благородно спасая подчиненных, брать всю вину на себя, используя суд качестве трибуны, как положено политическому идеалисту и авантюристу. Такой линии поведения на Нюрнбергском процессе старался придерживаться Геринг, но получилось, однако, не очень удачно. Впрочем, фюрер слишком самовлюблен и болезненно зависим от признания окружающих. Он-то своих учителей в Линце, не признавших его гениальность, спустя годы, будучи вождем Третьего Рейха, регулярно поносил. А уж что он думал про Венскую художественную академию и архитектурное училище, куда его не приняли, очевидно испугавшись его таланта или не сумевши его разглядеть из-за собственной ничтожности. А уж представить суд самодовольных ограниченных ничтожеств над ним, кого может судить лишь история, немыслимо. Или, чего лучше, как толпа будет глумиться над его трупом, как над трупом Муссолини, над священной персоной попранного вождя.

Остается только самоубийство. Не то чтобы самоубийство политика, окруженного врагами, что-то принципиально новое. Как говорится, не Цезарем или Октавианом, так Катоном или Ганнибалом войдем в историю. Вот только в западной традиции политики совершают самоубийство одни, отослав жен и детей, дух гордость и честь требуют одиночества и личности. Да и канон любовного самоубийства возник позже, чем канон самоубийства проигравшего вождя. Для Гитлера же это не по-германски, и не романтично как у Вагнера. Значит нужна Брунгильда[4] или Изольда. Вот только никого подобного в окружении нет. Есть только Ева Браун – фигуристая молодая любовница бывшего ефрейтора. Так и составилось из чего было самое известное самоубийство 20-го века. Главным образом из вольной интерпретации героического фюрером и его мелкобуржуазной действительности, где глупышка Ева Браун как в голливудских фильмах одурачена эталонным злодеем, но Лоуренс Оливье ее не спасет. Ее ждет погребальный костер как в «Гибели богов», где ее тело будет медленно тлеть, подожжённое плохим бензином, под оружейную канонаду. Рядом с телом Гитлера, не избежавшим в конце небольшой насмешки судьбы — опознанием его сожжённого трупа занимался судебный медик по имени Фауст.[5]

А самоубийство Йозефа Геббельса, которое случилось тем же днем 20 апреля 1945 года в том же бункере, не стало таким эклектичным как у Гитлера с его любовно-романтическим самоубийством политического вождя. Геббельс с женой и детьми стали героями классического античного сюжета – убийства матерью своих детей и последующим совместным с мужем самоубийством.[6] Послевоенная эпоха воистину ничего не смыслила в модерной эклектике.


[1] Посреди тысяч болезненных ударов Фортуны может ли наконец случиться что-то воистину замечательное. (вольный перевод рандомно взятой из Карлейля цитаты, передающий надежды на Чудо, которыми Геббельс пытался вдохновить массы.

[2] Сама сцена взята из дневников Геббельса и может быть полностью выдумана.

[3] Художественное объединение, куда входили Г. Климт и Й. Ольбрих.

[4] У Вагнера – возлюбленная Зигфрида, в «Песне о Нибелунгах» — валькирия, которую Зигфрид добыл для своего короля Гунтера.

[5] Фауст Шкаравский. Уроженец Советской Украины.

[6] Имеется в виду послевоенная легенда об убийстве Магдой Геббельс ее шестерых детей. Многие историки приписывают убийство доктору Л. Штумпфеггеру, который в любом случае предоставил капсулы с цианистым калием для убийства.