6011abd7f20b5.png

Для затравки — 2 тезиса от Алины Витухновской:

1. Если на революцию есть деньги, то она не нужна.
2. Революция — это смотря кому.

«Классические» революции, о которых мы знаем из исторической литературы, происходили в эпоху модерна, соответственно, их сценарий, да и сам процесс их прохождения был своего рода масштабнейшим социально-политическим спектаклем, разыгрываемым по сюжетам, взятым буквально из античных трагедий, а также тогдашних представлений о «морали», «добре» и «зле», в свою очередь, вращавшихся вокруг религиозных догм и постулатов.

В современном же глобальном пространстве всепоглощающего постинформационала, бесконечных «окон Овертона» и фейковых новостей, конфигурация чаемой революции скорее будет напоминать некую гибридную спецоперацию информационно-силового характера, да и будет являться ею по сути, нежели тем, что мы привыкли понимать под данным термином — как некое масштабное действо, якобы обусловленное объективным ходом истории, с широким привлечением народных масс и т.д. (примерно как в каком-нибудь кино про Ленина и ко).

Разумеется, никакой объективной исторической реальности не существует. И теперь можно говорить об этом открыто, поскольку раньше было необходимо соответствовать всеобщему и довлеющему модернистскому и антропоцентристскому контексту, дабы не прослыть мизантропом, маргиналом и отщепенцем. Но сейчас для понимания сути, нужно отбросить спесь морализаторства и посмотреть на реальную проблему без всех этих благоглупых розовых шор.

Последними модернистскими революциями, которые мы успели пронаблюдать в режиме онлайн, были серия «Арабской весны» и конечно же украинские Майданы (первый, «Оранжевый» и второй — «Евромайдан» или «Революция Достоинства» — в 2013 г.). Там были и сакральные жертвы, и народные вожди, и яркие национальные сюжеты. Но как любовь живёт три года, так и любая модернистская идея имеет свой ограниченный период жизни. За ним следует либо реакция, либо стагнация — вплоть до следующей условной «революции». Пардон, уже спецоперации.

Нынешняя Россия, ментально отброшенная усилиями чекистской власти и её культобслуги примерно к 1970-м годам прошлого столетия, пребывает в состоянии псевдомодернистской стагнации, т.е. как бы в ожидании «классической» революции, которая не произойдёт по причинам, описанным выше. Потому что у этого спектакля уже не будет зрителя (поскольку общество мало того, что в массе своей бессубъектно, так ещё и предельно атомизировано, т.е. оно фактически пребывает в пространстве, как я их называю, «нуль-проекций», т.е. непроговариваемого, невербализованного, интуитивного понимания тотальной конечности всего и вся — так свойственного для постинформационала), но ещё могут быть участники, которые в отсутствие чёткого плана, сценария, либретто, просто не смогут оказаться в нужное время в нужном месте. Т.е. протест по факту конечно же будет, но его острие будет направлено в никуда.

В чём же тогда состоит механизм реальной смены власти в России? Прежде всего, в преодолении двух базовых консенсусов — первого — провластного и второго — псевдооппозиционного (безальтернативного).

В противном случае, эта игра в «угадай мелодию дудочника-крысолова» будет длиться до тех пор, пока следующее поколение власть предержащих не встретится со следующим же поколением людей, считающих себя оппозиционерами. Но это то, что называется, «дурная бесконечность».

Соответственно, раскол российского провластного консенсуса может и должен (!) (не побоюсь этого слова) взять на себя Запад. Прежде всего с помощью экономических санкций лишив деспотический путинизм валютных резервов и тем самым ослабив его реальную систему управления (поместного «кормления»). А расколом псевдооппозиционного консенсуса может и должно заняться гражданское общество в России, пусть и немногочисленное, но по-прежнему существующее и активное. И два этих, на первый взгляд, формально деструктивных момента, т.е. «минуса», в итоге дадут общий «плюс», а именно — победу либеральных сил, освобождение России от многовекового ига азиатского адата, евразийства и прочей глубоко въевшейся красной чекистской плесени.