(Рассуждения из Вены)

Всем нужна ясность, иначе не известно, как себя вести, что ожидать и что писать. Мы воспитаны так, — от нас всегда ожидали «правильного ответа», от нашей поднятой руки ожидали Факт, с Которым Согласны Все. Наш образ мысли сформирован системой, требующей от нас однозначных ответов, и, оставив парту, мы точно так ожидаем однозначности от жизни.

Не всем повезло встретить учителей, которые объяснят, как обходиться с неизвестным, что делать, если Факт, с Которым Согласны Все был опровергнут, и что иногда правда одна, а иногда правд несколько. И несмотря на то, что существование неоднозначности в конце концов познают все, нам привычнее опереться на какую-то основу, лучше незыблемую, и составить твёрдое мнение, чем балансировать на постоянно сдвигающихся тектонических плитах морали, науки, эмоций.

Мы не можем постоянно оставлять места для сомнений во всем. И в принципе, мы и не должны. Мы должны быть в состоянии чистить зубы, мыть руки, есть, одеваться и работать, не заботясь о том, что где-то кто-то с нами не согласен, что возможно, мы все делаем неправильно. Уверенность даёт нам возможность действовать, а без действия нет никакого прогресса и эволюции. Но уверенность, конечно, не гарантирует правоту.

Наша склонность к однозначности часто является инструментом манипуляций и используется против нас. Как будто белому и чёрному вообще нет альтернативы, и как будто нет другого образа мысли, кроме категоричности. Белое и чёрное есть, это правда, но есть и оттенки, и это наши интерпретации, которые точно так же реалистичны и влиятельны, как и сама правда. Факт и его интерпретации сосуществуют и формируют друг друга, и если мы не можем влиять на «однозначные вещи», — вещи которые для нас однозначно белые или чёрные, — мы можем влиять на их интерпретации.

Вот примеры сложных оттенков реальности из Вены.

Знаменитый и удивительный архитектор, художник и защитник окружающей среды Хундертвассер был по отцу «арийцем», а по матери евреем, ему удалось выжить во времена нацизма, — в его время аббревиатура HJ обозначала одновременно «полу-еврей» и «юный гитлеровец». Когда СС стучало в его квартиру, он надевал свастику и показывал награды Первой Мировой войны своего отца. Из его семьи только ему и его матери удалось таким образом выжить, около 80 членов его семьи погибли. Когда же пришло время мобилизоваться в армию, и это был последний призыв, он признался, что наполовину еврей. Он единственный уцелел, так как его не взяли в набор, из его ровесников, последнего набора, никто не вернулся живым. Постфактум он должен был объяснять людям, которые никогда не были в его ситуации, но как и все ожидали однозначности, что лично у него нет никаких сомнений по этому поводу, это было единственным средством выжить.

Менее драматичная история из его биографии связана с проектом мусороперерабатывающего завода. Он был большим и громким активистом защиты окружающей среды и выступал за вторичную переработку сырья и безотходное производство. И тем не менее, когда в Вене произошёл пожар на единственном мусороперерабатывающем заводе, и ему предложили его проектирование, он взялся за это дело. Он объяснил это так (перевод по памяти) «я — реалист, и в то время как это идёт вразрез с моими идеалистическими принципами, в данный момент этому заводу нет альтернативы, по крайней мере, я смогу улучшить его насколько это возможно, и это будет первый шаг на пути к безотходному производству».

Ещё одна история из Вены, история одного из самых выдающихся врачей, автора собственной школы психотерапии (логотерапии) Виктора Франкла, который выжил в нацистском лагере смерти, и оказывал там психотерапевтическую помощь узникам, предотвращая суициды. Его история и принципы логотерапии изложены в книге «Человек в поиске смысла» (и в этом посте много его влияния). В книге он пишет о своём опыте, о том, что для узников люди в лагере делились не на узников и охранников, как многие себе представляют, а на хороших, которые могли быть и узниками, и охранниками, и плохих, среди которых также могли быть и узники, и охранники. Кто-то из охранников покупал на собственные деньги лекарства, кто-то из узников получал садистское удовольствие и был напрямую вовлечён в пытки своих собратьев.

Эти рассуждения не призыв сомневаться во всем, опять же, тогда нельзя будет ничего закончить, скорее это про то, что постоянные переливы смыслов и значений, такая же часть нашей жизни и нашей реальности как и неоспоримые факты, и не должна вызывать отторжения и дискомфорта. Мы должны нормально воспринимать неоднозначность.