- Подумаешь, самолет! — запальчиво ответил Карлсон. — Ну и что, что самолет. Дело житейское. Да у меня дома десять тысяч таких самолетов!
- «Ил-двадцать»?
- «Ил-десять тысяч»!
- А пятнадцать офицеров на борту? — хмуро спросил Малыш.
- Да у меня дома десять тысяч таких пятнадцать офицеров!
Малыш вздохнул
- Слушай, почему ты все время врешь, как телевизор?
- Да у меня дома десять тысяч таких телевизоров! — не успел остановиться Карлсон. — Ой. В каком это смысле я вру? Я никогда не вру. Я — мужчина в расцвете сил, а такие никогда не врут. Это после расцвета сил врут. — Карлсон хихикнул. — Женщинам.
- Ладно, — терпеливо сказал Малыш. — Рассказывай — как все было на самом деле.
- Как-как, — неохотно ответил Карлсон. — Обыкновенно. Летел по своим делам, тут эта туша винтовая подо мной проходит. Закрутила в воздушном потоке, я банку с вареньем выронил. Банка попала на лобовое стекло. Разбилась. Туша вильнула, стала эшелон терять и на крыло по крену заваливаться. Тут-то в нее ракета и лупанула. Я сам чуть не пострадал от поражающих элементов. Вот, смотри!
Карлсон показал дырку на штанах.
- Видишь? Да ладно, у меня дома десять тысяч таких штанов. Или твоя мама зашьет. Кстати, раз уж к слову пришлось, поскольку мое варенье разбилось… нет ли у тебя еще одной баночки варенья?
- У него дома десять тысяч люстр, самолетов и офицеров. И нет одной банки варенья, — ехидно ответил Малыш, и полез на шкаф. Затем внезапно остановился.
- Слушай, а что ты там вообще делал, в Сирии?
- Ничего, — тут же включил дурака Карлсон.
- Ты что, сириец?
Карлсон отчаянно замотал головой. Быть сирийцем в Стокгольме, да еще проживая на чердаке, означало навлечь на себя проблемы.
- Может быть еврей?
- Я Карлсон! — надменно ответил Карлсон. — Это значит «сын Карла». Если бы я был еврей, я был бы не Карлсон, а Шниперсон, допустим. Ты много евреев по имени Карл знаешь, кроме Маркса, конечно? «Шниперсон, который живет на крыше» — это же бред! Еврей с моторчиком? Евреи с моторчиками живут в хороших домах, а не на чердаках
- Тогда русский? — подозрительно спросил малыш. — А ну дыхни...
- В переводе, — вздохнул Карлсон. — Немножко.
- В каком переводе? — потрясенно спросил Малыш.
- Эдуарда Успенского, — угрюмо ответил Карлсон. — Кажется.
- В переводе с больной головы на здоровую, — устало сказал Малыш, возвращая банку на место — А ну-ка погоди. Нет-нет, варенье потом. Сейчас уточним кое-что.
Малыш спустился со шкафа, сел за стол и защелкал по клавишам ноутбука.
- Сколько тебе лет?
- Я мужчина в расцвете сил! — надменно ответил Карлсон.
- Понятно, то есть не Успенского. По возрасту не подходит. И не перевод Брауде — тогда ты бы был Карлссон, с двумя «с», как "SS". Остается только перевод Лунгиной, шестьдесят первый год. Ты что, советский шпион? Почему же ты брешешь постоянно, как сивый мерин?
Карлсон уныло сидел в кресле, стараясь не помять лопасти пропеллера.
- Да как-то оно само пошло, — печально сказал Карлсон. — Сначала перевели на русский, потом вызвали куда надо, потом предложили… Потом в лаборатории моторчик перебрали. Так оно и покатилось. Приехал по заданию в Стокгольм посмотреть самый высокий шпиль церкви Святой Клары, так и остался. Малыш, послушай, меня в Сирии вообще не было.
- Ты же говоришь, что был!
- А ты докажи. Понимаешь, ты еще маленький, и некоторые вещи тебе недоступны. Оно бывает так, что одновременно был — и не был. Вот как ты считаешь — я вообще существую?
- Ну да, — неуверенно сказал Малыш. — Я же с кем-то разговариваю… Кто-то же банку варенья на самолет уронил…
- Какую банку, — нервно ответил Карлсон. — Банку я сразу сожрал. Я там радарам немножко помогал. Вот видишь, как сказочный персонаж я в Сирии не был. А как наводчик — был. А сейчас я опять сказочный персонаж, в меня даже твои родители не верят. Так что лезь за вареньем. У меня, конечно, десять тысяч банок варенья…
- Ну так в чем проблема?
- Только они дома, — вздохнул Карлсон, — Далеко от Стокгольма. И съесть их, как сказочный персонаж, я не могу. А как реального меня рано или поздно отдадут под суд.
Они как бы есть, но их как бы нет.
