- Все майнишь, старая? — весело спросил Егорыч, перевешиваясь через забор.
- Майню, — сурово ответила Силантьевна, не оборачиваясь из-за широкой ситцевой задницы. — Чего пришел?
- Да так, погоду спросить. — Егорыч заржал. — Чебуругль брешет, говорит циклон из Атлантики причиняет инфляцию и подорожание бензину. Дай, думаю спрошу у соседушки, проверю. А чего не по сезону майнишь? Да еще и в пост? Господь битрепу не благословит.
- А я не вашей собачьей малопуховской веры, — ответила Силантьевна, разгибаясь над грядкой, — А нашего великопуховского патриархата. У нас пост только через неделю. А се есть день святого хуй его знает кого, и полиграфиста. Трудиться велено. Так что ваши суеверия нам ни к чему. А не по сезону — так вирус иноземный напал на ферму. Вот, сам смотри.
Силантьевна обернулась и показала зеленый пучок травы, растущей между грядками фермы, выдранный и зажатый в резиновой перчатке.
- Ну-ка, — посерьезнел Егорыч, — Дай-кось. Я в заграницах был. Всякое понимаю.
- А ну, скажи что-то по заграничному.
- Я-я. Дасишфантасиш. Алла бесмилла ильрахман. Хендехох, хауматч!
- В заграницах был, а ума не нажил. Дасишфантасиш я видала, когда молодкою была. А ну, свали с плетня, колья перекосишь. Кто чинить будет? Не ты же, импортозамещенец…
Егорыч аккуратно сполз с забора, пытаясь поставить его на место. Принял в руки зелень, вытащил из-под ушанки китайский марлевый респиратор, натянул его на лицо и начал через ткань обнюхивать растение.
- Ого! — сказал Егорыч.
- Что там? — тревожно отозвалась Силантьевна. — Дасишфантасиш?
- Тут тебе Силантьевна, не дасишфантасиш, а хендехох. Это же запрещенный в России вид растения, название которого запрещено произносить в России. Домайнилась, факенбич. Родину не любишь, старая?
- Факйорселф, — огрызнулась бабка. — Я в перчатках тебе его дала. А ты голыми руками взял. В околотке собака суперполисов руки понюхает — и скажет кто из нас Родину не любит, и кому двадцать пять лет в Крыму солончак копать. Стоять, на землю доказательство не бросать, все фиксируется. Может ты его сюдой и забросил, черт сирийский.
Силантьевна потянула из кармана мобильный телефон «Павлик» и нажала на рекорд.
-Намордник сними. За укрывательство морды двадцать пять еще и без права переписки. Вот так и стой. Улыбайсо. В дырочку смотри.
- Курва ты старая, — сказал Егорыч, стаскивая респиратор с лица. — А я ведь тебя в школе любил.
- А трахал Томку. Импортозамещение. Теперь Томка ин да Белорашн, а я репу майню в сраной Великопуховке, мадафакер. Ну, будет тебе на оладьи, вайт трэш…
- А Томку трахал потому что она раскованная была, проститутка западная. Чо ты хочешь, у нее родители из Гомеля. А ты духовная, исконная, наша. Я к тебе подойти боялся.
- Потому что Мага меня ебал с седьмого класса? Который чемпион области по боксу?
- Нет, по духовности. Магу мне чего бояться, даст разок по морде, и все. А потом он с тобой наебется, и другую ебать начнет, вот и ю а фри. А вот не мог подойти. Ноу вей почему-то, — Егорыч всхлипнул. — Так вся жизнь и прошла. А я же в Сирии… и воцерковился… а все ноувей.
Силаньевна опустила мобильную камеру.
- Чего приходил-то?
- Так это…
- «Так это» у меня нет.
- Так я не за так!
Егорыч радостно поднял с земли две самодельные мышеловки с пришлепнутыми за шеи килограммовыми крысами.
- В элеватор «Монсанто» вложился! Получил акции на два склада. Вот, инвестицию получил. Думаю, мей би кен…
- Идем, придурок, — сказала Силантьевна. — Только лапти свои из тракторной шины снимай. Кен у Барби. А у тебя Томка в беларуских джакузях ныряет. Выдам ноль-пять за обе инвестиции.
- Ноль-семь.
- Ноль-пять.
- Ноль -семь, и я тебя на автобусе покатаю.
- Так нет же автобуса! — Силантьевна остановилась в дверях и обернулась корпулентным ситцем. — С последнего мотор лет семь назад как спиздили.
- Есть! Место надо знать. Есть там местечко потаенное. Стоит там бус. Ты за руль сядешь, а я сзади толкну, и под горочку он покатится. А я потом запрыгну на сидушку, и уже вместе поедем.
- Йес, ай ноу. Но там же обрыв и речка внизу. Ю а крейзи, Йегорыч? Мы же в воду с десяти метров пизданемся, прямо в омут.
- Факин щит, ну пизданемся. Хоть поживем напоследок как люди. Ты майнить картофан не будешь, я инвестировать в крысоловки. Можно, Силантьевна, я эту траву уже выброшу? Укропом несет так, что дышать нельзя.
- Не выбрасывай, а положи на скамейку, — устало сказала Силантьевна. — Что я тебе, стукач? Вон там дрова, под навесом. Почистишь полешко топором на щепки, и запекай свои выплаты по инвестиции. Фольга есть в сарайчике, от прошлого мужа осталась, его в ней и привезли, к слову, из твоей Сирии. Картофанчик намайни на грядке. И прихвати эту, со скамейки… название которой запрещено в Федерации. С ней картофан вкуснее.
А я пока за литрой схожу. За двумя. Потянешь две литры, Егорыч? Меня в акционеры не бери, мне только пригубить.
- Я не то что автобус, я танк потяну, — Егорыч стал в два раза больше, и за ним громыхнула гроза. — За две литры-то?
- Поздно нам танк тянуть.
Поехали кататься на автобусе, Егорыч.
