Моему 18-летию, городу Вилково и самому лучшему безмолвному другу, Дунаю посвящаю.

Над Дунаем догорало солнце. Его диск уже укатил за горизонт, оставляя кроваво-огненный шлейф на мутных водах великой реки. Как признак наступающей ночи, со стороны Румынии протяжно крикнул филин, и вслед за ним эхо трижды подтвердило конец еще одного дня. Опустела Николаевская площадь. Город утих, постепенно погружаясь во мрак, который изредка рассеивала луна, выходящая из-за легких облаков. Вода, ровная, словно стекло, вспыхивала фонариками вилковских рыбаков. Черные и резкие, как штрихи на акварельных картинах, разрезая ничем не тревожимую гладь, лодки медленно растворялись в безызвестности под жалобный, студящий кровь вой шакалов. Между водой и небом вечерами я наслаждался одиночеством, величественностью природы и ее переменчивой натурой, и что б ни происходило в моей начинающейся жизни — обо всем знал дедушка Дунай.

О, Детство... Я помню тебя маленькими фрагментами, которые вьелись в мое сознание словно яркие вспышки салютов на Новый Год. Вот иду с огромным букетом цветов в класс, вижу улыбку Учителя и с замиранием сердца смирно стою под Гимн Украины, звучащий на линейке. Вот снова я, с микрофоном в руке впервые пою. Мой маленький мирок, в котором я рос, был по-своему прекрасен и интересен. Поучения отца и сказки мамы перед сном, школьные, тогда казавшиеся огромными проблемы, одноклассники, учителя, свежее молоко каждое утро — все это останется как воспоминания в моем сердце навсегда.
Книги были моим всем — друзьями и товарищами. Усатыми, мудрыми дедами я представлял себе толстенные тома Советской Энциклопедии, оплакивал «Бедную Лизу» Н. Карамзина, смеялся над «Приключениями Тома Сойера» М. Твена, и вместе с Жюль Верном путешествовал по всему миру, исследовал всю детскую библиотеку, в поисках непрочитанных книг. Мама несколько раз просила библиотекарей не отпускать мне книги, так как сын читал днями и ночами напролет. На уроках и переменах, ночью под одеялом, при свете фонарика, утром за завтраком, вечером, сидя у реки. Поглощая без разбору любую попавшуюся мне книгу и информацию, я обижался, когда отец забирал у меня «очередную муть» и «засорение детских мозгов». О каких уроках могла идти речь? Учителя жаловались на мою невнимательность и рассеяность. Нужно было срочно что-то предпринимать. Родители посовещавшись отдали меня в музыкальную школу по классу фортепиано. Спасибо Вам, преподаватель хора. Вы даже не знаете, сколько ценного и значимого вы для меня сделали. Низкий поклон и Вам, Светлана Евгеньевна, за уроки по специальности, и особенно рассказы о далеком прошлом.

Любая несправедливость очень раздражала меня. Наступал тот период в жизни, когда ты думаешь, что окружающие ничего не знают, и только ты один можешь установить правду и руководить всеми мировыми процессами. Это было то самое начало бунтарства против системы, бунтарства против всего, что не воспринимает любой подросток. Школа показала мне всю несуразность мира, в котором я живу. В некоторых учителях я видел весь букет негативных качеств, таких как лицемерие, поблажничество, пресмыкание, я начал прогуливать не интересующие меня уроки. Ненавидел физкультуру, химию, защиту отечества, обожал право, историю, географию, литературу, биологию. Активно принимал участие в жизни школы, ведя линейки, выступая в школьной театральной труппе Гоцай Л.С., был долгое время членом старостата и школьного парламента. В классе ссорился больше всего с девочкой, которая мне очень нравилась, как без этого? В общем, я как и все ребята моего возраста таскал щенят домой, воровал персики, ветки которых выступали за забор, дразнил соседскую собаку и отгребал дома за полученную двойку, а вечерами жалобно смотрел в закат, как будто именно он может спасти меня от очередной оплошности.

Я помню Вас. Помню всех, кто советовал мне не меняться, оставаться 15 летним подростком, который занимался поисками погибшего на войне прадеда, не дожившего 5 дней до победы. Помню, как дрожащими руками распечатывал письмо из Госархива, с волнением вчитывался в каждую строчку, перечитывал, гордился и хвастался всем, кого знал. Я буду помнить это вечно. Забив на школу, сидя у кровати умирающего деда, который рассказывал про Сталина, Жукова, Гитлера, о Второй Мировой так жутко и страшно, что всю ночь после не мог уснуть, я начал постепенно понимать, что солнце в моей жизни однажды может не взойти, «и небеса с шумом прийдут, стихии де разгоревшись разрушатся». 9 сентября 2009 года мое детское небо с грохотом рухнуло, когда родители сообщили мне о смерти деда. Никогда ранее я не видел эту черную даму так осязаемо и реально как в день похорон. Впервые в жизни я увидел мертвое тело, которое еще неделю назад было моим другом и собеседником. Я не буду описывать всего, что происходило в детском сознании после процессии и там, на могиле.

Часто задаваясь вопросом, что является смыслом жизни, я начал обращаться ко всем источникам, в которых мог найти ответ. И со временем, я понял, что смысл и заключается в каждом миге жизни, в суете и стремлении, во взлетах и падениях. Стоит жить, стремиться и бороться, работать и любить, чтоб сидеть вечером и смотреть на эту чарующую огненную красоту. Стоит жить, чтоб после с рабостью и светлой грустью вспоминать каждое мгновение прожитой здесь жизни. Именно в этот мой период жизни, каждый вечер моего отрочества, когда я сидел на берегу Дуная в ожидании заката, я начал писать. Я записывал буквально все, что происходило со мной в течении дня, пытался высказать на письме мое отношение ко всему . Моя подруга не одобрила небольшой сборник моих рассказов, они были торжественно сожжены, после чего я передумал заниматься и этим делом. Итак, к 16 годам во мне медленно умирал музыкант, писатель, поистине великий мечтатель и еще 5-6 представителей не менее благородных профессий.

Люди приходили к Дунаю и уходили. Я вижу их в своих воспоминаниях размыто и тускло, словно блики уходящего дня, порой снова и снова напоминающие о себе. Именно Вы и книги сформировали настоящего меня. Приходя в мои сны, когда я вдали от дома, вы напоминаете мне о моей малой Родине, которую я горд представлять в любом месте, где бы я ни находился. Я вспоминаю вас, кто гладил меня по голове и говорил, что я наивный и смешной малый, уверял, что у меня большое будущее и светлая голова. Вспоминаю всегда, когда снова и снова приезжаю сюда, касаюсь деревянной ручки мостика и снова подолгу сижу на краю кладки, когда слышу липованский говорок, за которым так скучаю.
Привет Вам, жившие и живущие в самом прекрасном городке у Дуная. Скоро закончится клубника и к Вам хлынут туристы. С открытыми ртами они будут ловить каждое слово экскурсовода о технологии изготовления вина Новак, о липованах-староверах, которые спасая себя и религию, бежали на эти земли и положили начало этому прекрасному месту на краю света.
Мира и добра тебе, процветания, полноводного Дуная с его неистощимыми богатствами, долголетия и счастья. Влюбляй и дальше в себя, в свои узенькие водные улицы и широкое русло реки. Никогда не вернуть нам годы. Мои 18 уже позади, в воспоминанинях, как и твои 277 в людской памяти. Пусть на века сохранишься ты у кромки Дуная. Я обещаю тебе, река, когда-то я буду стареть рядом с твоим размеренным течением, склоненными ивами и черными рыбацкими лодками, бороздящими твои мутные воды.