Мракобесие, суеверия и фанатизм хочется выжигать каленым железом, давить катком, расстреливать из крупнокалиберных пулеметов и выбрасывать в открытый космос. Однако такие меры не приводят ни к чему хорошему. Запрещенное и репрессированное всегда прорастет между половицами, сколько его не изводи. Каждый раз после истребления остаются те, кто будет практиковать истребляемое и запрещенное тайно, с осторожностью.
Фанатики будут цепляться до последнего издыхания за травмы, увечья, ограничения и деградацию для самих себя и своих детей. Они будут выжидать, чтобы в один прекрасный день выскочить наружу и начать диктовать свои условия. Они так долго терпели, что ни за что не отступятся. Православная церковь, подавляемая советской властью, теперь фактически — один из столпов русского государства и имеет авторитет даже больший, чем Академия Наук. Иракские суннитские фанатики, потерявшие привилегии после свержения режима Саддама Хуссейна, спустя десять лет собрали ИГИЛ и утопили регион в крови.
Человек это недолговечное и хлипкое углеродное тело, которое зависит от соплеменников, пищи, воды и тепла. Каждый шаг в неизведанном направлении для него это огромный риск. Фанатичные сообщества имеют над своими членами огромную власть, которая прежде всего заключается в страхе перед тем, что находится за его пределами. Они внушают, что только в его составе можно найти поддержку, спасительное чувство безопасности и сохранить достоинство. Поэтому женщины из фундамениалистских сообществ самостоятельно кутаются в бурки и не желают с ними расставаться, когда слышат, что имеют какие-то свободы и права. Зачем они им, когда жизнь так страшна, а спасение только в лоне родной вере, которая держится на власти домашних тиранов? Прожившие пол-жизни с мыслью о своей никчемности не начнут мыслить по-новому вслед за самыми прогрессивными декретами.
Можно бесконечно запрещать буркини на пляжах, хиджабы в школах и паранджи на улицах, но покуда женщины, которые ревностно держатся за свои религиозные предписания, не будут иметь возможности покинуть гетто без последствий, такие меры будут только укреплять ненависть и фанатизм. Что толку предлагать людям то, что они не осмелятся взять? Шахский режим Ирана стремился модернизировать страну и избавиться от традиции прятать женщин под покрывалами и вуалями, чтобы тегеранские девушки на фотографиях выглядели так же красиво и привлекательно, как на Западе. Но предпренимаемые для этого запретительные методы, вкупе с провальной социальной политикой, привели к тому, что после революции религиозные ограничения не просто восстановились, но и стали общеобязательными.
Для избавления от «добровольного» религиозного (само)ограничения и калечения детей (например, традицией женского обрезания), которое ещё сохранилась в некоторых уголках цивилизации, нужно не запрещать или пугать, а предлагать что-то лучшее. Причём не просто демонстрируя его прелести, а давая их попробовать, при этом не отбирая обратно. Никто не будет ценить свободу, если она значит тревогу и неуверенность. Свобода должна быть безопасной и доступной, она должна защищать тех, кто к ней тянется, а не оставлять их на растерзание.
Требуя запретить религиозные (само)ущемления, мы делаем только хуже, потому что даём моральным авторитетам строительный материал для пропаганды: тут тебе и внешние враги, покусившиеся на святое, и мучители, ограничивающие свободу вероисповедания. При этом отстаивая свободу выбора в том виде, в котором она есть сейчас, мы соглашаемся с дискриминацией, насилием и калеченьем людей, за которых никто не заступится. Толерантность это терпимость к осознанному выбору взрослого человека, который не причиняет вреда тем, кто с этим не согласен. Выбор угнетаемой и напуганной, необразованной женщины или тем более ребенка трудно назвать осознанным. Соглашаясь с ним в рамках декларирования свободы веры мы только делаем красивую мину и умываем руки. Мы, мол, конечно, за свободу, но вы же не жалуетесь, а значит вас все устраивает.
Чтобы победить мракобесие, нужно обыграть его на его же поле. То есть дать людям достойный и понятный смысл жизни, уверенность в себе, возможность общаться и дружить с интересными людьми, которые помогут и поддержат, предложить образование и работу, которые не позволят скучать и чувствовать себя ненужным.
Мракобесие исчезнет тогда, когда социальные функции религии перестанут находить потребителей. Если бы светские режимы делали это на совесть, возможно, от религий бы остались одни только музеи да картинки в книгах. Свободному и сытому человеку, который ничего не боится, людоедские, якобы божественные, правила не нужны. Даже если он верит в высшие силы.
