Наивные представления об автоматическом прекращении боевых действий со сменой власти постепенно уходят в прошлое. Со временем становится очевидно, что ключевая проблема — война на Донбассе не будет решена блицкригом. Увы, к миру есть только три пути: победа, капитуляция и компромисс. Это азбучная истина, но о ней, за хитросплетениями нормандских и минских форматов, часто забывают.
Путь первый. Победа. Сталкиваемся с еще одной азбучной, пусть и неприятной истиной: российская армия не просто сильнее украинской. Речь идет о несопоставимых потенциалах. Наше наступление на псевдореспублики будет, с вероятностью, близкой к 100%, использовано как повод для открытого российского вторжения под предлогом защиты новообращенных «российских граждан. Последствия такой авантюры даже не хочется представлять.
Много говорят о „победе дипломатическим путем“. Дипломатия — это фиксация результата, достигаемого политическими, военными или экономическими методами. Да, хорошая работа дипломатов очень важна, но написанную танками реальность кампании 2014-2015 годов не сможет перебить ни одно дипломатическое перо.
Итак, путь окончания войны победой в краткосрочной перспективе очевидно закрыт.
Путь второй. Капитуляция. Здесь все еще проще. Можно принять все официальные и неофициальные условия Москвы и война закончится буквально завтра. И ровно в тот же момент закончится существование сколь-нибудь независимой Украины. Кроме коллаборантов из Оппозиционной платформы, такой вариант является неприемлемым для всех участников политического процесса. И слава Богу.
Путь третий. Компромисс. Новая власть все еще надеется достичь компромисса с Россией. Судя по всему, расчет состоит в том, чтобы прекратить огонь и добиться обмена пленными, то есть выполнить первые два пункта Минских соглашений, раз не удается достичь консенсуса относительно политической части Минска.
Задачи, к слову, абсолютно правильные. Действительно, сохранение жизни наших солдат должно быть важнейшим приоритетом. Мы ничего не выигрываем от вялотекущей войны. Нам выгодно заморозить конфликт (возможно на долгие годы) и спокойно увеличивать экономическую разницу между жизнью на оккупированных и свободных территориях. Именно в этом лежат ключи к реинтеграции. Если не территорий, то хотя бы людей.
Вопрос только в одном: а зачем, собственно, России прекращать огонь? Для Украины даже 10 потерянных жизней — это безумно много. Для России даже потери в несколько сотен человек можно списать на „ихтамнет“, заткнув рот родственникам несколькими тысячами долларов. Для Украины одно пребывание в тюрьме Олега Сенцова — проблема национального масштаба. Сотни безымянных русских наемников и коллаборантов сидят в украинских тюрьмах и Россия абсолютно не обеспокоена их судьбой. Разве что про Вышинского есть повод покричать, но никто с российской стороны не горит желанием его обменивать.
Проблема в том, что это для украинского общества уровень потерь в войне — неприемлемый. Для России — все более чем допустимо и даже полезно. Да, с Зеленского намного сложнее рисовать карикатурного „хохла-биндеровца“, чем с Порошенко, но российская пропаганда с этой задачей, без сомнений, справится.
Поэтому вся сдержанность Украины, за которую нас так хвалят западные партнеры, все наши гуманитарные инициативы, наше толстовское непротивление злу — увы, это все обречено. России нужно выполнение политических пунктов Минских Соглашений, причем в ее интерпретации, и только на это она готова обменять прекращение огня.
Потенциально хороших ходов у новой украинской администрации не так уж и много. Сдержанность Украины не позволяет западным друзьям России возложить на нас часть ответственности за перманентные обострения на фронте. А, значит, санкции против России продолжают оставаться в силе. И это весткий аргумент в пользу более мягкой политики на Донбассе. Украинская власть всеми силами пытается сохранить поле для компромиссов с Россией, но с каждым обострением, с каждым погибшим украинским солдатом, пространство для действий будет сужаться. Дорога к миру всегда двухсторонняя, но мы наблюдаем движение лишь с одной стороны. А, значит, до конца войны еще очень далеко.
